Интерьер с обложки: московская квартира в доме 1931 года постройки
Ле Корбюзье считал, что дом – это машина для жилья, а хозяева этой квартиры превратили свое жилье в машину времени. Сюда можно водить экскурсии, чтобы узнать, как жили обитатели советских кооперативных домов в конце 1920‑х – начале 1930‑х годов.
Авторы проекта предложили обойтись без штор, и хозяева согласились: слишком хороши открывающиеся отсюда виды. Все рамы в квартире старые, деревянные, но разного времени и разного фасона. Те, что с квадратными форточками (как балконная дверь), — времен постройки. А с прямоугольными — предположительно 1960‑х годов. Мебель частично куплена на “Молотке”: стулья нашлись в Кинешме, а стол — в московском рабочем поселке Дангауэровка, это вещи 1920–1930‑х годов. Кресло — английского производства, 1950‑х годов. Люстру взяли у соседей, а отреставрировал ее Дмитрий Телков.
Окрестности дома в Басманном тупике выглядят хмуро – небо тяжелое, за решеткой забора лежит железная дорога, ее откосы покрыты пятнами граффити. Но из квартиры на седьмом этаже вид совсем другой – крыши домов на Садовом кольце, сад Баумана и высотка на “Красных Воротах”, которая удачно рифмуется с картиной на фантиках конфет “Столичные” в вазочке на круглом столе. Правда, хозяева утверждают, что это как раз случайность, зато все остальное в интерьере – вовсе не случайность, а удачная попытка добиться единства формы и содержания.
Кабинет. Шкафы сделаны на заказ в мастерской Натальи Якимовой. Их прообразом послужила мебель по дизайну Бориса Иофана в Доме на набережной. Светильник в стиле баухауса хозяева привезли из Берлина.
Хозяева квартиры хотя и не связаны с архитектурой по образованию или профессии, но интересуются ею всерьез и, когда купили квартиру в доме 1931 года постройки, решили, что обстановка в ней должна соответствовать духу той эпохи. Осуществлением этого замысла занимались архитектор Николай Лызлов, его сын, полный тезка и тоже архитектор, и декоратор Мария Пилипенко. Как рассказывает Лызлов-старший, архитектором дома был Кильдишев, человек старой школы – до революции он строил доходные дома, а при советской власти переключился на дома-коммуны. Но, как считает Лызлов, сквозь конструктивизм все равно проступает его прошлый эстетический опыт и в деталях чувствуется дух ар-деко. Правда, есть загвоздка: Кильдишевых, как оказалось, было двое братьев, Владимир и Василий, и оба архитекторы. Кто именно строил, пока понять не удается, хотя хозяева квартиры уже нашли родственников одного из них.
Фрагмент гостиной с английским креслом 1950-х годов. На стене картина работы самарского художника Александра Зайцева. Балконную дверь, а также оконные рамы и старые межкомнатные двери отреставрировал Александр Серебряков. Его же авторства новые стеклянные двери и раздвижные перегородки.
Любознательность хозяев – вообще главный двигатель проекта. Они ищут старые планы и фотографии и уже успели перезнакомиться с половиной соседей – расспрашивают старожилов, как раньше была устроена жизнь в доме. В одной из квартир выяснили, как выглядели аутентичные плинтусы, а в другой, куда впервые попали еще в процессе поиска квартиры, сторговали старую люстру для столовой.
Места для кровати в спальне не хватало — ее поместили на подиум, сделанный мастерской Натальи Якимовой. Внутри — секции для хранения. Они устроены не только со стороны прохода, но и под окном, которое смотрит в сад Баумана. Открытую проводку дополняют выключатели и розетки в ретростиле. На полу — дубовая доска, покрытая серо-голубой краской.
Еще одна подсказка обнаружилась в нынешней гардеробной под слоем обоев – типичная для тех лет отделка, когда верхнюю часть стены белили, а нижнюю покрывали клеевой краской. Теперь эта стена служит чем-то вроде местной достопримечательности, которую показывают гостям, а стены в коридоре выкрашены по ее образу и подобию. Стык стен и потолка имеет характерное скругление – как и в 1930-е годы, для этого использовалась кастрюля.
Фрагмент кухни с откидным столиком и табуретами, Archpole.
Дом строился как кооперативный, у него была эксплуатируемая кровля, на которой еще в 1960-е годы гуляли воспитанники местного детсада. На трех верхних этажах (квартира как раз находится на одном из них) была коридорная система: те, кто не имел средств на отдельную квартиру, покупал комнату с кухней и удобствами в общем коридоре. Впоследствии этажи переделали в более компактные коммуналки, так что воссоздать все “как было” не представлялось возможным. Нынешняя планировка строится вокруг центральной оси, которая начинается входной дверью и замыкается окном в спальне. Чтобы сохранить перспективу, перегородку между спальней и коридором сделали стеклянной. Ее раму нарочно прокрашивали вручную, чтобы не выглядела новоделом. С той же целью стены выравнивали только в местах примыкания встроенной мебели.
Найти аутентичную сантехнику оказалось нереально. Как рассказывает Лызлов, при реконструкции и демонтаже старых зданий рабочие первым делом сдают чугунные ванны на металлолом. Впрочем, белый кафель настолько узнаваем, что и сам по себе успешно создает в ванной ретроатмосферу.
С самой мебелью тоже все интересно: библиотека воспроизводит мебель по дизайну Бориса Иофана в Доме на набережной, а кухонный гарнитур сделан по образу франкфуртской кухни Маргарете Шютте-Лихоцки. Почти все остальные вещи хозяева нашли на недавно закрывшемся аукционе “Молоток” или привезли из Германии, куда ездили специально для знакомства с архитектурой баухауса. Не зря Лызлов, который редко берется делать интерьеры, смеется, что для него задача была не только интересной, но и очень сложной – заказчики, которые настолько глубоко погружены в материал, встречаются нечасто.
Фрагмент кабинета. В процессе реставрации старые рамы снабдили тепло- и шумоизоляцией. Хозяева говорят, что проходящую внизу железную дорогу они слышат только при открытых окнах (хотя, возможно, работает великая сила привычки). Старые настольные лампы еще ждут ремонта, но уже работают на антураж.
Текст: Анастасия Ромашкевич
