В гостях у художника Фрэнка Фолкнера

Художники часто поглядывают на интерьерных дизайнеров свысока: мол, мы-то жрецы прекрасного, а вы так, ремесленники. Отношения между чистым искусством и искусством декоративно-прикладным – конек Фрэнка Фолкнера, эту тему он обсуждает не просто страстно, но и с большим знанием дела. Прикладное искусство разных стран и эпох, будь то самурайские мечи или персидские ковры, часто оказывалось источником вдохновения для его собственных работ. Да и сам он вовсе не чурается ремесла декоратора и дизайнера: так, на его счету четырнадцать старинных особняков, которые он отреставрировал и обставил по своему вкусу.

Изначально все эти интерьеры Фрэнк для себя и создавал. “Каждый раз я думаю, что уж в этом-то доме поселюсь навсегда, это такое потрясающее чувство, когда очередная старая развалина возвращается к жизни. Но проходит время, и я опять начинаю мечтать о новом доме”, – признается он. Почти все эти дома конца XVIII – начала ХХ века, построенные богатыми торговцами и судовладельцами, расположены на севере штата Нью-Йорк, вдоль реки Гудзон.

Очередное жилище Фолкнер присмотрел в центре городка Гудзон. По иронии судьбы само здание знакомо ему давно. “Вы заметили, что с улицы здесь два входа? – спрашивает он. – В этом доме с 1880-х была адвокатская контора. Я сам сюда сто раз приходил оформлять свои сделки по недвижимости, и мне даже не приходило в голову, что когда-нибудь я тут буду жить”. Вход под номером двенадцать вел прямиком в конторские помещения верхнего этажа, а на первый этаж можно было попасть через еще один вход, обозначенный как “номер десять”.

Радикально переделывать структуру здания не пришлось – просторные светлые комнаты с четырехметровыми потолками и так прекрасно подходили для жилья, нужно было только убрать перегородки, появившиеся в последние десятилетия.

Камины, двери, полы, стенные панели, карнизы, дверные ручки – все сохранилось на своих местах с позапрошлого века. А оригинальные ставни Фрэнк с удивлением обнаружил лежащими в целости и сохранности в подвале. Уцелел и громадный несгораемый шкаф, в котором теперь хранятся хрусталь, фарфор и прочая столовая утварь.

Обставить дом тоже не составило большого труда, коль скоро после стольких переездов у Фрэнка и его партнера Филипа скопилось множество предметов интерьера один другого занятнее. “У каждой вещи своя история, – рассказывает Фрэнк и указывает на бюст, стоящий в гостиной. – Вот это, например, из реквизита к фильму Франко Дзеффирелли”. Подобные раритеты перемежаются с работами самого Фрэнка (как с картинами, так и с мебелью по его эскизам), потертые восточные ковры – с африканской скульптурой, антикварная графика – со старыми фотографиями. Скупо декорированный первозданный интерьер обеспечивает этому пестрому набору идеальный фон.

Стены в большинстве случаев просто побелили, но в гостиной и столовой пожелтевшую старую штукатурку, обнаруженную под многочисленными слоями обоев, оставили как есть. Неожиданным образом она именно в таком виде смотрится настолько благородно и даже нарядно, что закрасить ее попросту не поднялась рука.

Пока что хозяева и не помышляют о переезде, но есть ощущение, что рано или поздно Фрэнк все-таки возьмется за старое. Предлог может найтись в любой день. Например, если подвернется подходящий дом, в котором будет достаточно места и для жизни, и для работы. “Одно меня не устраивает: что приходится арендовать помещение для мастерской, – сетует Фолкнер. – Так здорово было бы работать именно в том доме, в который ты уже вложил столько собственных усилий”.

Текст: Джоанна Торникрофт