Интервью с Джоном Поусоном

Джон Поусон родился в 1949 году в Галифаксе (Йоркшир). Преподавал английский в бизнес-университете в Нагое (Япония). В конце 1970-х учился в Архитектурной ассоциации (АА) в Лондоне. Свое бюро открыл в 1981 году. Первый проект – интерьер квартиры, в которой он жил с подругой, арт-дилером Эстер ван Ройен. Участвовал в Венецианской архитектурной биеннале в 2002 и 2004 годах.

Пыльная, жаркая, длинная улица на задворках вокзала Кингс-Кросс. Ряды промзданий, переделанных в лофты-офисы. Неприметная стеклянная дверь – прямо на уровне тротуара, даже ступенек нет. 

За ней – прохлада, кремовые стены и белый свет. И извиняющаяся пресс-секретарь Алисон:

– Простите, ради бога. Джон говорит по телефону с новым клиентом. Подождете?

Мы с фотографом Хейзел ждем сорок минут, изучаем разложенные в переговорной публикации про Джона Поусона – главного британского минималиста, сурового адепта белого цвета, голых стен и пустых комнат. Оторвавшись от телефона, Поусон входит в переговорную (вернее, сворачивает из общего пространства студии в закуток за книжным шкафом). Он извиняется и жмет нам руки, и я с изумлением понимаю, что он похож на Хью Гранта – такого, каким Грант будет лет через двадцать. Те же невозможно голубые глаза, кокетливая застенчивость, взъерошенные волосы, смущенная улыбка и великосветский акцент.

Образ очаровательного лоботряса из английской романтической комедии Поусон, судя по всему, культивирует. На его счету дизайн бутиков Calvin Klein, цистерцианский монастырь в Чехии (монахи пришли к нему после того, как увидели магазины), десятки частных интерьеров по всему миру. Среди его клиентов – стилист и дизайнер Фабьен Барон и коллекционерша Дорис Саатчи. Его стиль с одного взгляда рождает радость узнавания. В общем, серьезный архитектор с внушительным списком достижений. А между тем на вопрос о том, как развивалась его карьера, Поусон отвечает:

– Я и не думал о карьере. Архитектура была моим хобби: я оформил квартиру своей подружки, потом – ее кабинет. Ее боссу понравилось, и я сделал кабинет и ему. Затем я оформил их арт-галерею. Потом – квартиры клиентам галереи. Так все и наросло. Моим жизненным планом было… отсутствие плана. Видите ли, мой отец – очень строгий и серьезный человек, крупный бизнесмен. Я шесть лет у него работал – в школе я учился не ахти, и в университет мне была дорога закрыта. За эти шесть лет я приобрел стойкую аллергию на все, что связано с "бизнесом". Секретарши, папки, бланки… Я всеми силами хотел этого избежать. И я вообще не собирался быть архитектором. Это так скучно, и надо хорошо знать математику…

Звучит прелестно, но я училась на архитектора и понимаю, что этой профессией нельзя овладеть, просто купив пару картин для интерьера своей подружки. Допустим, архитектура для Поусона не бизнес, но откуда он набрался профессиональных навыков? Он почесывает переносицу и застенчиво отвечает:

– Если мне что-то нравится, это становится навязчивой идеей. Архитектуру я полюбил.

Перед тем как "случайно" оформить первый интерьер, Поусон путешествовал по Индии и Японии, "болтался", как он выражается, в студии знаменитых японцев Сиро Кураматы и Кисё Курокавы и учился в лондонской Архитектурной ассоциации. Но говорит он о своем серьезном бизнесе решительно несерьезно. Насколько он вовлечен в проекты бюро?

– Надо работников спросить. Ну, я встречаюсь с клиентами, езжу на места – первым классом, за казенный-то счет. Предлагаю идею, и кто-нибудь ее за меня рисует. Если сотрудники предлагают что-то хорошее, я делаю вид, что сам все придумал. Я тоскую по временам, когда к концу дня на автоответчике не было сообщений. Можно было весь день сидеть в парке или в книжном магазине. А теперь надо по полтора часа говорить с клиентом по телефону!

Приятно получить косвенное объяснение эпизода с длительным ожиданием. Новый вопрос: что он делает, чтобы не повторяться?

– Не говорить одно и то же в интервью? Ну, кроме шуток, важно не оригинальничать, а хорошо работать. Но я люблю делать что-то свежее. Монастырь построить или оформить яхту. Когда кажется, что все о своей работе знаешь, хочется новых игрушек.

Какими бы ни были игрушки, Поусон играет с ними по своим правилам. Мне интересно, откуда они взялись, эти правила? Связь с Японией очевидна, но Поусон ее отрицает.

– У меня и до Японии была склонность к простоте. Из-за происхождения: мои предки были методистами, у них такие простые беленые церкви. Мама моя была очень скромной. Ей неловко было, что у нас много денег. Она хотела, чтобы я стал миссионером в Африке.

Любовь к простоте не универсальна. Люди хотят разнообразия, даже если обратились к архитектору со строгими эстетическими принципами. Насколько Поусон гибок в работе?

– Не знаю, откуда у меня эта "суровая" репутация. Вот я построил пешеходный мост в садах Кью, и все завопили: "Боже, он волнистый!" или "Боже, он золотистый!" Мол, здоров ли я – может, что случилось? Но почему я не могу сделать золотой мост или пурпурные стены, если место или клиент вдохновляют?

Поверить в то, что Поусон может сделать пурпурные стены, честно говоря, трудно. Девяносто девять процентов его интерьеров – белые. Но тут Поусон тоже вносит уточнение:

– Белые – вернее, кремовые – у меня только стены. И потолки. Белый – цвет естественного света. Белый дом меняется: стены отражают пол, небо, мебель, картины, людей и цветы.

Поусон последователен в своих пристрастиях – и мастерская у него белая, и дом. Особняк в историческом районе снаружи менять было нельзя, но внутри Поусон сделал все по-своему:

– Дом – это я и есть. Мой характер, мои вкусы. Мои сыновья. Они всегда чувствовали себя там свободно, катались на роликах и завешивали стены постерами рок-певцов. Теперь, когда парням двадцать и шестнадцать, певцов заменили голые женщины… Все ли нравится жене, я не знаю: у нас есть здоровые разногласия. Я вот ненавижу шопинг. Если мне нужна вещь, я выясню, кто делает ее лучше всех в мире, и закажу напрямую.

Возникает вопрос – не слишком ли сложная и сибаритская схема для такого любителя простоты? Поусон уточняет не моргнув глазом:

– В мире не так уж много вещей, которые мне в самом деле нужны.

Логика его своеобразна, как у Чеширского кота. Я оставляю попытку добиться от него серьезного ответа. Сильно ли он изменился за годы успеха, спрашиваю я напоследок. Поусон мрачнеет:

– Несколько лет назад мой клиент в Индии разбился на машине, я едва не погиб с ним. Это был знак свыше, я изменился и стал жить по-новому.

Я растерянно молчу – что скажешь в ответ на такое серьезное заявление? А Поусон, не меняясь в лице, заканчивает:

– Целых три месяца продержался.

Ну точно сцена из "Ноттинг-Хилла" или "Четырех свадеб и похорон". И я понимаю, что именно отказ принимать себя всерьез делает Джона Поусона хорошим и очень английским архитектором. Его строгие белые комнаты на самом деле похожи на строгие белые комнаты, которые делали классицисты братья Адам. И сам Поусон напоминает не только героев Хью Гранта, но и весьма обаятельного персонажа истории искусства, джентльмена-дилетанта XVIII века – светского ленивца, который балуется архитектурой на досуге. Они "между делом" создавали пейзажные парки и дворцы для русских императоров. Поусон, джентльмен-дилетант ХХ века, придает новый смысл фразе "британский стиль".

Беседовала Евгения Микулина